Молотов. Наше дело правое [Книга 1] - Вячеслав Алексеевич Никонов

Петроградский совет впервые принял резолюцию большевистской фракции, она призывала к созданию правительства без «буржуазии», декретированию республики, чистке армии от «контрреволюционеров», конфискации помещичьих земель, установлению мира. Керенский не мог игнорировать требования только что спасшей его «революционной демократии» — 1 сентября Россия формально стала республикой. О, судьба России! — республика была провозглашена единоличным решением фактического диктатора. А рост популярности РСДРП (б) отразился в «большевизации» Советов. Частью этого процесса стало возвращение в состав Совета Молотова. В сентябре уже 5 °Cоветов по стране контролировались большевиками.

Ленин присылает из Гельсингфорса инструкцию: «На очередь дня поставить вооруженное восстание в Питере и Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства»[162]. Письмо Ленина обсуждалось в ЦК 15 сентября. Шестью голосами против четырех и при шести воздержавшихся было принято решение: уничтожить все экземпляры писем Ленина, кроме одного[163]. Партия о них не узнала. Напротив, ЦК решил участвовать в Демократическом совещании, куда были делегированы представители от различных организаций (Советов, областных комитетов, различных партий, профсоюзов, кооперативов, земств, военных организаций, национальных групп и т. п.). Совещание должно было сформировать Предпарламент, который бы функционировал вплоть до Учредительного собрания. Ленин доказывал, что «большевики не должны были дать занять себя явными пустяками, явным обманом народа с явной целью, притушить нарастающую революцию посредством игры в бирюльки»[164].

Уяснив, что повлиять на решения Демократического совещания не удастся, большевики 20 сентября покинули зал Александрийского театра и отправились в Смольный, где Петроградский совет принял резолюцию, на которую в тот день никто даже не обратил внимания: «Для решения вопросов об организации революционной власти необходим немедленный созыв Съезда Советов Р. С. и Кр. Деп.»[165]. Но Ленин продолжал бомбардировать требованиями форсировать вооруженный мятеж: «“Ждать” съезда Советов есть полный кретинизм, ибо это значит пропустить недели, а недели и даже дни решают теперь всё»[166]. Отчаявшись добиться сколько-нибудь вразумительного ответа, Ленин сорвался: «Мне приходится подать прошение о выходе из ЦК, что я и делаю, и оставить за собой свободу агитации в низах партии и на съезде партии»[167].

Молотов принимал самое деятельное участие в заседании ПК 26 сентября с обсуждением ленинского письма. Основной докладчик — Володарский — был категорически против восстания. Молотов — за:

— Наша задача теперь — не сдерживать массы, а выбрать наиболее удобный момент, чтобы взять власть в свои руки. В тезисах Ленина говорится о том, чтобы мы не увлекались сроками, а выбирали бы удобный момент для взятия власти, не ждали бы, когда массы могут перейти в анархию. Момент точно определить нельзя. Может быть, этим моментом будет переезд Временного правительства в Москву. Но к выступлению мы должны быть готовы каждую минуту[168].

В следующие дни большевики переориентировались на позицию Ленина. Молотов писал: «Война не давала больше отсрочек, Временное правительство, сдав вильгельмовским войскам Ригу, подготовляло предательскую сдачу революционного Петрограда. Этой сдачей столицы внешнему врагу подготовлялось оправдание крайних мер — переход правительства к открытой военной диктатуре, которая объединила бы все реакционные силы страны, чтобы удушить завоеванные революцией свободы, демократические права народа. Стране угрожало превратиться в добычу сильных империалистических держав, в бесправный объект дележки между ними»[169].

7 октября в Мариинском дворце открыл заседание Предпарламент. Уже на месте большевики решили его покинуть, что и было сделано под ободряющие крики самых известных людей страны: «мерзавцы!», «германские шпионы!», «скатертью дорога!». В эти дни в Петрограде появился Ленин в облике лютеранского пастора с густой седой шевелюрой[170]. 10 октября за резолюцию, в которой говорилось, что «вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело», голосовали все члены ЦК, кроме Каменева и Зиновьева. Эту резолюцию вынесли на рассмотрение Петербургского комитета 15 октября. Докладчиком был Бубнов. Молотов предлагал, согласившись с резолюцией, сразу же «перейти к обсуждению организационной стороны дела, обсуждение по существу перенести на собрание ответственных работников»[171]. Но прения все же начались. Общего мнения не сложилось, было скорее общее настроение: дело может повернуться как угодно, поведение рабочих и солдат — труднопредсказуемо, оружия мало. После завершения прений Молотов огласил от имени исполкома ПК тезисы по агитационной и организационной подготовке восстания[172].

Если даже значительная часть большевистского руководства не хотела восстания, а переворот все-таки удался, значит, действительно в те хмурые осенние дни власть буквально валялась на мостовой.

Ревкомовец

Октябрь 1917 года Молотов встретил в качестве члена не только Петроградского совета, Исполнительной комиссии Петербургского комитета РСДРП(б), но и Военно-революционного комитета (ВРК), который, собственно, и будет брать власть. 9 октября в Исполкоме Совета меньшевики предложили резолюцию о защите города от немецкого наступления под руководством Революционного комитета обороны. Большевиков осенило, что судьба сама идет в руки: появлялась возможность создать непартийный, советский орган руководства военными частями, вполне пригодный для целей «в. в.» — вооруженного восстания. Молотов и другие большевики поддержали меньшевистскую резолюцию, добавив к ней «безобидный» пункт о том, что создаваемая при Совете организация должна защищать столицу не только от немцев, но и от внутренних врагов. Большевики поддержали избрание председателем ВРК левого эсера Лазимира, «подкрепив» его замами из собственной военной организации — Подвойским и Антоновым-Овсеенко. В состав Военно-революционного комитета были также избраны и многие другие руководители большевиков, включая Троцкого, Сталина, Свердлова, Дзержинского и Молотова.

Иван Батрак писал: «Военно-революционный комитет возложил на Молотова руководство агитационно-пропагандистской работой… Фактически это была работа Исполнительной Комиссии Петроградского Комитета по плану, разработанному самим же тов. Молотовым. Большая, длинная, в несколько окон комната в третьем этаже Смольного. У барьера часовой проверяет пропуска. Говор, толкотня, стук пишущих машинок. В конце комнаты — дверь, ведущая в другую небольшую, с одним окном. В ней заседал Петроградский Военно-революционный комитет»[173].

Успеху «в. в.» в тот момент могли помешать только колебания в самой партии. Именно поэтому Ленин столь болезненно воспринял «предательство» Каменева, который не только заявил о выходе из ЦК, но и дал интервью «Новой жизни», где рассказал о своем и Зиновьева несогласии с планами взятия власти. Ленин обозвал их «проститутками» и потребовал исключить из партии. Молотов, естественно, тоже был возмущен их поведением и позднее писал: «Известно, что почти в самый канун решающих действий два члена ЦК — Зиновьев и Каменев — открыто выступили в чужой газете, штрейкбрехерски раскрывая перед классовым врагом подготовленный партией план вооруженного восстания. Они были заклеймены Лениным и всей партией как пособники буржуазии»[174]. Каменева с Зиновьевым в тот момент прикрыли Сталин и Свердлов, считавшие, что надо заниматься более